Диалог-3b.
22 июля / 4 августа 2001 г.
Дорогой Владимир!
Решения
Синода нашей Церкви от 30 апреля, а также наша с Вами беседа в присутствии
Владыки Валентина 2 мая с.г. существенно облегчают нашу с Вами задачу.
Сложные
вопросы реконструкции догматических воззрений различных церковных деятелей начала
XX века больше не могут становиться поводом для разделений внутри нашей Церкви.
Это значит, что теперь мы можем ограничиться только главным — обсуждением догматического
вопроса о том, что есть имя Божие. Для нас жизненно важно одно: убедиться, что
никто из нас не отступает в этом вопросе от святоотеческого учения. Что же касается
воззрений деятелей прошлого, то для изучения их, как мы с Вами имели возможность
убедиться, нужны неторопливые и систематические исследования.
Поэтому
я позволю себе не отвечать на ту часть Вашего письма, которая продолжает начатый
нами ранее спор о событиях начала XX века.
По
той же причине я соглашаюсь и с Вашим решением не отвечать на значительную часть
тех вопросов к Вам, которые были мною поставлены ранее. Однако, тут я не могу
не сделать одну оговорку.
Вы
пишете (все выделения в тексте — Ваши):
"…основная цель этого диалога это ясное описание и исследование тех Ваших идей, которые вызвали разногласия в нашей Церкви с целью достичь согласия и совместного и выработки общего к ним отношения или, если это окажется невозможным, предоставить на рассмотрение Священного Синода четкое описание наших разногласий, дабы Синод принял на их счет окончательное решение. Таким образом, мы в первую очередь говорим не о моих, но о Ваших идеях. Разумеется, так как мы пытаемся достичь соглашения, мои взгляды также важны, и я также обязан предоставлять и детально выражать их самым четким образом. Однако это не мои взгляды вызвали необходимость этого диалога."
С
этим я до конца согласиться не могу. Смущение и внутри, и вне нашей Церкви вызывают
также и некоторые Ваши взгляды, и это бы неизбежно потребовало какого-то объяснения
между нами. Поэтому я очень благодарен Вам, что именно Вы взяли на себя инициативу
начать этот столь необходимый для нас обоих диалог. Мне кажется, что он уже
привел к некоторому успеху, и этот успех — именно в самом важном для нас обоих,
в догматике.
К
рассмотрению догматического вопроса мы сейчас и перейдем.
1.
Догматическое определение имени Божия
Вы
сделали одно небольшое уточнение к одному из пунктов моего изложения православного
учения об имени Божием. С ним я соглашаюсь — хотя воспринимаю его именно как
уточнение, а не как исправление моей формулировки[1].
Но
главное Ваше замечание состоит в следующем. Цитирую:
"9. Богооткровенное имя Иисусово как имя Воплощенного Бога Слова, принадлежащее к Богочеловеческой ипостаси Его, являет в себе всецелую божественность, принадлежащую ипостаси Спасителя, со всеми ее свойствами и энергиями. Потому Его призывание, как призывание имени божественного Спасителя рода человеческого, издревле почиталось Церковью, как особенно благодейственное, а умное делание молитвы Иисусовой всегда виделось православными подвижниками как надежнейшее средство преискреннего соединения с Богом".
Я не согласен с первым предложением. Все зависит от значения фразы: "имя Иисусово как имя Воплощенного Бога Слова, принадлежащее к Богочеловеческой ипостаси Его", и, в особенности, от значения одного слова "принадлежащее". По моему мнению, Вы понимаете это значение достаточно буквально, как если бы имя "Иисус" было неотъемлемой частью Ипостаси Иисуса Христа, в соответствии с Его человеческой природой. Но это противоречит общепринятой природе имен, т.е. когда имена существуют отдельно от ипостасей тех, на кого они указывают - и так как здесь несомненно "Дионисийское" значение слова "имя" неприемлемое, я должен возразить против любой попытки введения иного значения слова "имя".
Менее обманчивым (более точным) чем "принадлежащее" было бы слово "указывающее". Употребление этого слова менее всего влечет за собой отрицание глубокой внутренней, Богооткровенной и вечной связи между Ипостасью Иисуса Христа и Именем "Иисус". Также оно не предполагает отрицания того факта, что "умное делание молитвы Иисусовой … [есть] надежнейшее средство преискреннего соединения с Богом". Таким образом, я согласен, что умное делание молитвы Иисусовой вселяет в сердце наше Благодать Его, которая есть Сам Бог, так что об Имени Иисусовом можно сказать, что оно является источником присутствия Божия в душе человека
Похожее заключение следует из Вашего собственного определения Имени Божия - "первичный тип иконы". Так же как необходимо проводить различия между иконами по их природе и их архетипами, так же и необходимо различать имена по их природе от личностей, к которым они относятся. В этом смысле и иконы Божии и имена Божии должны осознаваться как раздельные с Телом Христовым в Евхаристии, которое принадлежит Богу буквально - т.е. принадлежит к Богочеловеческой ипостаси Его, будучи частью Его человеческой природы.
Оставим
в стороне вопрос о "дионисийском" (как только Вы его называете) значении
термина "имя" и постараемся разобрать вопрос по существу.
С
предлагаемой Вами заменой слова "принадлежащее" на "указывающее"
я готов согласиться. Однако, Ваши объяснения, хотя и не содержат ничего, против
чего мне хотелось бы возразить, оставляют пространство для неправославного истолкования.
Поэтому я предлагаю Вам сразу два истолкования — одно православное, а другое
еретическое. Первое я принимаю, второе — анафематствую. Если Вы сделаете то
же самое, то мы можем считать, что пришли в данном вопросе к единомыслию.
Продолжим
начатое нами обоими сравнение имени Иисус с иконой. В учении о иконном изображении
Сына Божия Церковь различает не только те два основных понятия, о которых упомянули
Вы (архетип и природа или вещество самой иконы), но и третье — характир.
Характир ипостаси Логоса — это те тварные ипостасные особенности, которые
она приняла по человечеству (в отличие от нетварной ипостасной особенности —
рожденности). Именно по тварным ипостасным особенностям Логос стал именоваться
человеком Иисусом. Имя Иисус есть имя тех самых ипостасных особенностей, которые
стали отличать Сына Божия от прочих людей именно как человека (безотносительно
к тому, что Сын Божий отличался от них еще и по Своей божественной природе).
Никто
не будет отрицать, что те ипостасные особенности, по которым человека Иисуса
отличали от прочих людей, суть особенности тварные. Надеюсь, что Вы согласитесь
и с тем, что именно эти особенности определяют носителя тварного имени
Иисус (с этим не спорил никто ни из византийских отцов, ни из византийских еретиков).
Называя Сына Божия воплощенного именем Иисус, мы имеем в виду именно эти ипостасные
особенности, и уже через них — Его Самого. Поэтому наше понимание божественности
(или небожественности) имени Иисус будет целиком тождественно нашему пониманию
божественности (или небожественности) ипостасных особенностей "человека
Иисуса Христа" (1 Тим. 2, 5). Повторяю, эти особенности — тварные, как
является изначально тварным имя Иисус.
Теперь
нам надлежит определить отношение ипостасных особенностей (характира), определяемых
именем Иисус, к ипостаси Сына Божия. Ответа может быть только два:
1. Эти особенности (характир) необходимо присущи ипостаси Сына Божия, т.е. никогда и никак не могут быть от нее отделены и лишь "эн феориа" ("мысленно") могут рассматриваться от нее отдельно.
2. Эти особенности (характир) не являются необходимо присущими ипостаси Сына Божия, т.е. теоретически они могут быть от нее отделены, даже если практически это и не будет иметь места.
К
имени Иисус приложимы именно те два решения, которые возможны относительно характира,
и только они. Итак:
1. либо мы признаём имя Иисус — после воплощения — необходимо присущим ипостаси Сына Божия, подобно имени Сына,
2. либо мы не признаём имя Иисус столь же необходимо присущим ипостаси Сына Божия, как имя Сына.
Первые
варианты ответов — православные, вторые — соответствуют ереси иконоборцев второго
периода иконоборчества (814—842). Согласно этим иконоборцам, человека Иисуса
изобразить можно, но, т.к. его характир не является необходимо присущим Логосу,
то изображение Иисуса не будет местом реального пребывания ипостаси Логоса.
Само собой разумеется, что такое воззрение иконоборцев отрицало не только православное
иконопочитание, но и вообще православную веру в Боговоплощение и в наше спасение
как обожение.
Итак:
Под
именем Иисус я не подразумеваю ничего сверх тех особенностей, которыми "человек
Иисус" отличался от других людей внутри тварной человеческой природы.
Однако, вследствие Боговоплощения, эти особенности — и само имя Иисус, которое
отличало этого человека от всех прочих, — стали необходимо присущими
ипостаси Логоса. В этом смысле имя Иисус стало именем Божиим. И это произошло
так, как произошло само воплощение Бога, — соединением с естеством Божиим через
энергию Божию. Поэтому имя Иисус, подобно всем прочим именам Божиим, содержит
в себе божественную энергию. Однако, подобно лишь некоторым, а не всем именам
Божиим, имя Иисус указывает не просто на Бога вообще, а на одну конкретную ипостась.
Последнее происходит потому, что это имя, подобно имени "Сын", указывает
на ипостасные особенности этой ипостаси.
Коль
скоро в имени Иисус присутствует нетварная энергия Божия, о нем можно сказать,
что оно есть Бог, в том же смысле, в каком мы говорим это о всех прочих именах
(в смысле, разъясненном у св. Дионисия Ареопагита). Наличие в этом же имени
указания на тварные ипостасные особенности "человека Иисуса"
нисколько не мешает такому именованию, как не мешает именованию Иисуса Христа
Богом наличие у Него человеческой природы. Как человеческая природа, так и ипостасные
особенности "человека Иисуса" стали для ипостаси Логоса необходимо
присущими.
Мы
говорим о Боге до или вне воплощения, и мы говорим о Боге воплощенном. Но всегда
это один и Тот же Бог. Так мы говорим и о именах Божиих — тех, что не относятся
к воплощению, и тех, что указывают на воплощение; к последним принадлежит имя
Иисус. Однако, обо всех этих именах можно в одном и том же смысле сказать либо
то, что в них присутствует Бог (Своими энергиями), либо то, что они
сами суть Бог (когда мы соглашаемся одну и ту же, но "многоразличную"
(Еф. 3, 10) по своим проявлениям к тварному миру премудрость-энергию Божию называть
именем Божиим).
Надеюсь,
что теперь Вы поняли меня лучше. Мы с Вами веруем, что Иисус — Бог, следовательно,
мы веруем и в то, что Его имя — это имя Божие. Как в Иисусе наличие человеческой
природы не препятствует нам именовать Его Богом, так и в Его имени указание
на эту природу не должно препятствовать называть это имя Богом точно в том же
смысле, в каком можно называть Богом все прочие имена Божии. Особенность имени
Иисус лишь в том, что через это имя нетварная энергия Божия указывает нам на
тварное по природе человечество, которое, однако, стало необходимо присуще ипостаси
Логоса и вошло в ее нетварную жизнь.
2. Предложения по дальнейшему ведению диалога
Повторю, что у меня сохраняется надежда на то, что в главном догматическом вопросе мы пришли к согласию. Если так, то прошу Вас его зафиксировать. Если согласия нет, то давайте согласуем наши разногласия. Для этого прошу Вас прислать мне свои возражения на это письмо (если у Вас они есть), а я пришлю Вам свои ответные возражения. Так мы сможем согласовать формулировку нашего разногласия в догматике, чтобы затем представить ее для рассмотрения нашему Синоду.
Прошу Вас не переходить ко второму разделу нашего диалога - о церковной власти в истории Российской Церкви — до тех пор, пока мы не придем либо к согласию, либо к "согласованному разногласию" по вопросу об именах Божиих.
Ваш
во Христе,
иеромонах
Григорий
[1] Вот о каких Ваших словах идет речь: "Здесь вы путаете имена нарицательные, такие как "ключ" и "мудрость", с именами собственными, такими, как "Иисус", "Петр" и "Павел", что может привести к опасным последствиям. Имена нарицательные могут иметь различные коннотации или значения, как различные значения могут иметь слова "ключ" и "мудрость". Но имена собственные не имеют различных значений (коннотаций): они обладают различными объектами приложения (денотатами). Так, неверно сказать что "Иисус" по отношению к Сыну Божию и "Иисус" по отношению к Иисусу Навину - "омонимы", как если бы "Иисус" был именем нарицательным с несколькими значениями (коннотациями). Скорее, "Иисус" - это имя собственное, которое, оставаясь одним и тем же именем собственным, относится или применяется к различным людям в разном словарном контексте - иными словами, обладает различными денотатами."